Найти лучшее решение – основа исследовательской функции вуза

Ряд университетов в Казахстане, в том числе АУЭС, взяли курс на трансформацию в исследовательский университет. Прояснить для наших еще не осведомленных читателей, что такое исследовательский университет, из чего складывается его деятельность, а также о том, как стать молодым ученым, если ты еще только студент и не имеешь никакого представления о научной работе, мы попросили проректора по научной и инновационной деятельности АУЭС им. Г. Даукеева Алмаза Саухимова.

---

– Алмаз Абжалиевич, есть ли какие-либо унифицированные требования к вузам, стремящимся к статусу исследовательского университета, или вузы вправе сами, в рамках академической свободы, устанавливать себе эти ориентиры? Обрисуйте, пожалуйста, в какой точке сейчас находится АУЭС на пути к переходу к исследовательскому вузу? Что сделано и что еще предстоит?

– Как вы знаете, сейчас в Казахстане есть академическая свобода вузов, и каждый университет, в принципе, определяет сам, как ему развиваться, самостоятельно разрабатывает образовательные программы. Есть национальные исследовательские университеты, такие как КазНИТУ им. Сатпаева, КазНУ им. Аль-Фараби и т. д.

Но, если мы говорим про такие гиганты, как национальные университеты, мы понимаем, что они, в принципе, работают при стопроцентной государственной поддержке, имеют прямое финансирование на развитие и содержание научной деятельности.

Алматинский университет энергетики и связи им. Г. Даукеева изначально для себя выстроил такую линию, при которой наука не будет убыточной, а будет, во-первых, сама себя окупать, во-вторых, должна выполнять актуальные и востребованные научные исследования, то есть те, которые действительно нужны на рынке и за которые компании готовы заплатить.

Это, на самом деле, большой вызов, но мы этим занимаемся уже на протяжении двадцати с лишним лет. И эти основы были заложены первым ректором вуза Гумарбеком Даукеевым. Он выстроил систему таким образом, что она работает и сегодня, и мы ее продолжаем развивать.

Зачем нам вообще надо переходить к формату исследовательского университета? Вроде бы традиционно мы понимаем, что образование – это одна ветка, наука – другая, и если они и пересекаются, то пересекаются очень слабо, прямой взаимосвязи нет. При переходе в формат исследовательского университета мы закрепили и развиваем те действия, которые позволяют нашему университету иметь высокий рейтинг. Наш университет имеет высокий рейтинг прежде всего по показателям трудоустройства выпускников. Процент трудоустройства в разные годы составляет от 80 до 90 процентов. Это говорит о том, что наши выпускники конкурентоспособны. Но как они становятся конкурентоспособными? Посредством обновления образовательных программ через выполнение конкретных исследований.

Наш университет профильный и прикладной. Если говорить о специфике нашего университета, это электроэнергетика, теплоэнергетика, радиотехника и телекоммуникации, IT, космическая инженерия, это отрасли, которые динамично развиваются, появляется новое оборудование, новые методы его применения, и когда мы выполняем исследования, мы их изучаем и предлагаем компаниям. Мы знаем, что через некоторое время, допустим, через три-четыре года, это направление будет уже внедрено в производство, и зная это, мы готовим наших выпускников на опережение, и они идут на производство с полным багажом знаний, которые сейчас востребованы.

Один из простых примеров. Все знают о возобновляемых источниках энергии. Но в 2017 году только начали говорить о том, что возможно применять накопители электрической энергии. В Казахстане, где в основном энергетика традиционная, на эти вещи смотрели скептически. Но мы, как ученые, исследователи, зная ситуацию казахстанской энергосистемы изнутри, понимали, что это, в принципе, неизбежный путь, рано или поздно мы всё равно к этому придем. Тогда у нас как раз был определенный переход, мы обновили образовательные программы, и по направлению "электроэнергетика" мы добавили эту дисциплину. Что происходит сейчас? 2022 год, эта дисциплина читается, и к нам уже приходят партнеры и предлагают вместе исследовать внедрение накопителей электроэнергии в энергосетях Казахстана. А мы уже готовы, у нас идет подготовка кадров, и, в принципе, нам этот вопрос понятен. Вот такой механизм.

– Получается, на фоне исследования у вас сформировалась новая учебная программа?

– Да. В 2017 году мы выполняли исследовательский проект по изучению и интеграции возобновляемых источников энергии в электрическую сеть Казахстана. Это был проект Министерства образования, с условием согласования технического задания с компанией «KEGOC». Его результаты мы продемонстрировали в «KEGOC», в региональных электрических компаниях. Это был большой проект, изучение возобновляемых источников энергии и их интеграции в сеть было одним из его пунктов. Мы перебрали разные сценарии, определили, где и как их лучше внедрять, и одним из выводов было то, что нам потребуется использование накопителей электрической энергии. Мы, как исследователи, тогда уже понимали, что государство поставит задачу широкого использования возобновляемых источников энергии, и если интеграция составит 10-15 процентов, их использование будет просто необходимо.

На основе этого исследования мы внедрили дисциплину по накопителям электрической энергии. В мире на тот момент они уже широко использовались, но в Казахстане их тогда еще не изучали. Может, кто-то это знал, но такого учебного курса не было.

– То есть такая программа сегодня есть только в АУЭС?

– Да, у нас уже студенты уже готовятся по этому направлению, разработан учебно-методический материал, и самое главное – мы сформировали научно-практическую базу. И это позволяет нам уже работать с партнерами на другом уровне, мы предлагаем, какие технологии внедрять, как их внедрять и т. д. И это повышает нашу востребованность среди потенциальных заказчиков.

– В рамках реализации Программы повышения доходов населения особую актуальность приобретает возможность коммерциализации научных проектов. Как с этим обстоит дело в АУЭС?

– Это животрепещущий вопрос, поэтому на нем нужно остановиться подробно. Во-первых, в 2017 году наш вуз принял стратегию перехода в исследовательский университет. К этому мы готовились и сейчас движемся по этой траектории. Тогда мы перешли от факультетов к институтам. То есть факультеты занимаются в основном персонализированно учебной частью, а институт – это административная единица, которая и занимается наукой, и развивает образование.

Касательно коммерциализации, мы, как я уже говорил, выполняем востребованные исследования, и в нашей структуре финансирования есть грантовое финансирование и финансирование, которое мы получаем от предприятий – наших индустриальных партнеров.

Соотношение выглядит примерно так: 40% финансирования мы получаем за счет грантовских проектов, 60% за счет индустриальных партнеров, прямых заказов на выполнение исследования.

Второй вид коммерциализации – это патенты, их дальнейшая реализация на производстве. Вы знаете, если из ста патентов хотя бы несколько найдут коммерциализацию, это уже большой успех. Потому что всё-таки не все научные исследования способны заинтересовать бизнес. У нас есть пара ярких примеров.

Один патент – система по ограничению однофазных коротких замыканий. Если говорить по-простому, повышение надежности распределительных электрических сетей. Эта наша разработка уже успешно внедрена в электрические сети города Алматы, сейчас ею заинтересовались другие организации и попросили нас сделать такую же разработку в Шымкенте. Так мы коммерциализируем нашу технологию, причем это сто процентов казахстанская разработка, без какой-либо кооперации.

Второй патент, который мы также коммерциализовали – это система автоматическое регулирование частоты и перетоков мощности в электрических сетях АО «KEGOC». В 2017 году была принята Государственная программа «Цифровой Казахстан», в ней участвовало много компаний, в том числе и «KEGOC». Все три проекта, которые подавал «KEGOC», выполнил наш университет.

И один из этих проектов – который подразумевает разработку архитектуры, алгоритмов и т. д. Всё это мы запатентовали, и в этом виде уже устанавливаем у системного оператора. То есть это еще один из видов коммерциализации.

Мы также уделяем большое внимание росту стартап-проектов. У молодых ребят очень много идей, мы организуем среди них конкурсы, выбираем лучших, и среди них есть те, кто получил финансирование от наших бизнес-партнеров на реализацию своих стартап-проектов. В последний раз это было 3 миллиона тенге на реализацию идеи по переработке бытовых отходов. Это проект студентов, и, на мой взгляд, он достаточно интересный и инновационный.

– Расскажите подробнее о студенческих стартапах. С какого курса можно подавать заявку?

– У нас ограничений нет. Несколько раз в год мы объявляем конкурсы, и не только внутривузовские. Много приходит запросов по представлению наших идей и от других организаций. Они собирают идеи, реализовывают их через венчурный фонд. Но мы, прежде чем кого-то отправлять, конечно же, должны сами отобрать ребят, понять, какие идеи от них идут. Поэтому с первого курса студенты имеют возможность участвовать в стартапах. Это первое.

Второе – мы сейчас прорабатываем нашу образовательную программу. Вы знаете, есть основная специализация (Major) и дополнительная (Minor), которую студент хочет получить в рамках четырехлетнего обучения. И мы прорабатываем образовательную программу именно по стартап-проектам, по коммерциализации разработок. Этому тоже надо учиться – учиться делать бизнес-план, видеть больше каких-то практических вещей, уметь представлять свой проект, уметь, если ты выиграл, доводить дело до конца. Всё это мы на методическом уровне в качестве преподаваемой дисциплины с этого года начинаем.

– Ваши студенты получили финансирование на реализацию проекта по переработке биоотходов? Как это случилось, на каком курсе учились ребята?

– Есть такая инвестиционно-производственная компания «Жер-Су», это большой энергетический холдинг, который занимается строительством энергообъектов, там работают наши выпускники. И они к нам пришли и предложили организовать конкурс. За первое место они предложили выделить 3 миллиона, 2 миллиона – за второе. Они примерно понимали, что им нужно. Одно из их направлений – это развитие животноводства. Выиграли ребята с третьего курса, предложив идею переработки отходов от животноводческой деятельности в биоэнергетический газ. Они хорошо проработали эту идею, и инвестор этим заинтересовался. Они получили грант на эту идею, реализовали ее и продолжают дальше взаимодействовать.

– Давайте подробнее остановимся на очень значимом по своим масштабам и важности для экономики страны исследовании, которое вуз выполнил по заказу компании АО «KEGOC» по объединению Западной энергозоны с единой энергетической системой Казахстана (ЕЭС). Хотелось бы подробнее узнать об алгоритме его реализации от задумки до воплощения.

– Откровенно говоря, я горжусь тем, что мы выполнили этот проект. Те проекты, которые мы выполняли до этого, были не менее важные, интересные, имели определенный страновой эффект. Но к этому проекту мы относимся по-особенному, потому что он позволяет объединить энергосистемы западной и центральной части Казахстана. На данный момент они работают раздельно. Их объединение позволит оптимизировать процессы и управление перетоками и управление работой электрическими станциями.

Если вернуться к началу этого проекта, в 2021 году, примерно в январе, были массовые отключения в Атырауской области, целая область осталась без электроснабжения. Надо сказать, что наш университет, я лично, принимал участие в расследовании этой ситуации. Оказалось, что выпали осадки с высоким содержанием соли и хлора, что явилось основой для проводящего слоя изоляции, ее просто прошило по внешней стороне. То есть экологический природный фактор.

– Это не связано с большим износом всего нашего энергетического хозяйства, как выражают мнения некоторые эксперты?

– Нет, данная ситуация к этому не относится. После того, что произошло, Глава государства Касым-Жомарт Кемелевич Токаев дал поручение правительству и фонду «Самрук Казына» изучить вопрос объединения западной энергозоны с центральной частью. Он понял, что раз область осталась без электроэнергии, значит не было альтернативной связи с центральной частью, которая могла бы в этот момент поддержать, и даже если бы она отключилась, то не в таком объеме.

– То есть можно было бы переключать на какие-то подстанции?

– Да, можно было бы минимизировать эти последствия. После этого ответственные компании, которые находятся в составе «Самрук Казына», это компания АО "KEGOC", объявили открытый конкурс на предварительное обоснование. И так как мы знаем электрические режимы, у нас есть определенный опыт и компетенции, мы поучаствовали в этом конкурсе, и наше предложение оказалось наиболее конкурентоспособным. Мы приступили к рассмотрению вариантов объединения.

Было пять вариантов: первый – объединение прямое Атырау – Ульке, второй – две линии Атырау – Ульке и Степная – Ульке, это Западный Казахстан, со стороны Уральска. Третий вариант – мы рассмотрели отдельно Степную – Ульке, то есть Уральск и Актюбинск. Четвертый вариант – уже более амбициозный, это объединение через Актау, то есть по линии постоянного тока мы предлагали присоединиться от Актау до Жезказгана, а дальше уже до столицы, до подстанции Нуры.

Этот проект связан еще и с нашим низкоуглеродным развитием, то есть с нашим переходом от угля на более экологичный вид топлива – газ. Почему в Актау? Потому что там есть крупная генерирующая станция, бывший Мангистауский атомный комбинат, который сейчас является источником генерирующей мощности на газе. И этот вариант объединения предполагал, что часть генерации, которую мы будем снижать в Экибастузе, будем повышать в Актау, где более чистая генерация, и далее передавать ее в центр.

Пятый вариант – наиболее амбициозный. Также с Актау мы предполагали по линии постоянного тока протянуть и соединить с Шымкентом. Этот вариант наиболее перспективный в плане того, что он, во-первых, позволяет решить дефицит южной зоны, который мы покрываем с севера. Имеет еще и большие перспективы с точки зрения транзитного потенциала, потому что здесь мы связаны со странами Центральной Азии: Киргизией, Узбекистаном, Таджикистаном, у которых есть определенные планы по развитию генерации, и потом можно было бы передавать мощности до Актау и от Актау по дну Каспийского моря проложить кабель и выдавать эту электроэнергию в Азербайджан, Турцию и т. д. Такой масштабный проект. Посередине между Восточной Европой и Центральной Азией был бы Казахстан, который использовал бы свой транзитный потенциал.

Но последние два варианта, связанные с линией постоянного тока, оказались достаточно дорогими, почти в десять раз дороже других рассматриваемых нами. Поэтому, взвесив все за и против, мы решили, что пока они нецелесообразны. Они будут актуальны, когда государством будут четко поставлены задачи по развитию Актауского энергоузла, транзитного потенциала. Пока мы предположили это на уровне исследований.

Нам никто не указывал, что делать, мы сами решили провести исследование, аналитику, чтобы найти лучшее решение. Это и есть основа исследовательской функции вуза. У стандартных исполнителей всё очень просто – взял, по заданию сделал, и дальше за рамки задания ты не мыслишь. А поскольку у нас вуз исследовательский, мы ищем всегда лучшее решение.

В результате мы, дополнительно просчитав все пять вариантов по технике и экономике, остановились на варианте Атырау – Ульке. Мы гордимся этим проектом, потому что это даст импульс развитию энергетики и экономики Западного Казахстана. Там ситуация такая, что эта энергозона не соединена с другими, и это как хорошо, так и плохо, потому что там есть определенный дефицит передающих мощностей. А когда у нас есть дефицит передающих мощностей, мы не можем развивать возобновляемые источники энергии. Потому что они характеризуются переменчивостью генерации. Солнце днем есть, вечером нет, то же самое ветер, от его интенсивности меняется выработка. Это нормальные условия, но для того чтобы развивать ветро- и солнечную энергетику, нам нужны межсистемные связи, чего нет в Западном Казахстане. С объединением эти связи усилятся, и это позволит нам внедрять возобновляемые источники энергии, другие виды источников генерации. И самое главное, это позволит обеспечить рост экономики. Есть такое хорошее выражение: «Развитие энергетики должно на десять лет опережать развитие экономики». То есть если мы хотим, чтобы там экономика развивалась, то мы должны строить, протягивать линии, и наша задача была обосновать именно этот факт.

До этого было несколько попыток выполнения этой работы – в 2011 и 2015 году, и они не увенчались успехом, потому что не было обоснования. Мы же смогли обосновать.

– На какой стадии реализации сейчас этот проект?

– Сейчас в соответствии с процедурами мы выполнили первый этап, по результатам которого мы обосновали, что объединяться смысл есть. Теперь будет выполнятся процедура предпроектных работ – это ТЭО, ПСД, и дальше проект пойдет на реализацию, на строительство. Ориентировочный срок ввода в эксплуатацию этого объединения – 2028 год.

– Получается, вы уже свою часть работы закончили?

– Юридически – да. Но физически мы, конечно же, всегда на связи, отвечаем на вопросы, если они возникают.

– Расскажите еще немного о самом механизме реализации проекта. Какая команда была, как она формировалась? Есть ли там молодые специалисты?

– Да, конечно. Это всё невозможно сделать без команды. С 2017 года мы начали готовить команды исполнителей, исследователей из числа молодых преподавателей, докторантов, магистрантов. Некоторые докторанты сейчас уже доктора PhD, некоторые магистранты уже докторанты. То есть это те ребята, которые, можно сказать, уже профессионально этим занимаются. И если мы говорим конкретно про этот проект, доля молодых специалистов примерно 50 процентов.

– Это естественно так получилось, или у вас стояла такая задача?

– В соответствии с нашим Положением о научно-исследовательской деятельности мы закрепили, что в составе исполнителей каждого проекта должно быть не менее 30-40 процентов молодежи – магистрантов, докторантов и студентов. Такая обязаловка не есть хорошо, если люди этого не хотят. Но в нашем случае это получилось естественно. И команда таким образом сформировалась, и люди сработались. Очень важно, что это и преподаватели. Преподаватель, который участвует в разработке таких масштабных проектов, как будет дальше преподавать? Это совсем другой уровень. То есть они и преподают на более высоком уровне, и знания дают более качественные, актуальные, и таких преподавателей студенты больше и лучше слушают.

– А сколько человек в такой команде?

– Порядка 30 человек.

– Были и студенты бакалавриата?

– Да.

– А как они стали участниками проекта, каким образом это делается? Любой мог попасть в проект?

– Студенты, конечно, не могут выполнять такие сложные проекты. Но мы должны их привлечь и научить. Я, например, тоже начинал со студенчества: на третьем курсе начал работать в лаборатории, что-то начал потихоньку выполнять, потом стал преподавать – я понял, что, оказывается, те знания, которые я получаю в науке, достаточны, чтобы внедрять их в образование. И я увидел, что студенты с интересом слушают, не пропускают пары, и сделал вывод, что это достаточно эффективно и правильно.

И сейчас мы по этой модели и работаем. Команды формируются заранее, они должны получить определенные навыки – это работа с исходными данными, электрическими расчетами. Необходимо наличие определенных навыков исследовательской и аналитической работы. То есть не так, что «дайте мне что-нибудь сделать». У нас есть главная цель, а как ты до нее дойдешь, думай, читай. Понятно, мы не бросаем, учим, подсказываем. Так мы формируем коллектив, участники которого через год-два уже смогут самостоятельно аналитически мыслить, у них уже будут задатки исследователей.

– А кто является руководителем проекта? Он решает, кого брать в команду?

– Руководителем проекта является, как правило, либо преподаватель кафедры, либо это может быть заведующий кафедрой, либо заведующий научно-технического центра. У нас работает в системе научной деятельности четыре научно-технических центра и семь тематических научно-исследовательских лабораторий. Это именно эти подразделения, которые выполняют исследования. Мы выполняем порядка 20 с лишним проектов. Данный проект выполнялся в научно-техническом центре Smart Power Grid. Руководителем этого центра является доцент кафедры электроэнергетической системы. Далее он уже набирает сам команду: это его коллеги преподаватели, докторанты, магистранты, люди с производства, которые имеют опыт практической работы в проектах.

– Мы поговорили о том, насколько этот проект значимый и масштабный. А с точки зрения коммерциализации, стимула для вуза, команды, какую отдачу в виде материального вознаграждения получили участники проекта?

– У нас в Положении о научно-исследовательской деятельности все механизмы прописаны, в том числе механизмы оплаты, распределения финансовых средств. Университет облагает такие проекты накладными расходами, которые покрывают затраты, связанные с содержанием, освещением и т. п. Также в смету включаются затраты на командировки, материалы, которые надо купить, и фонд заработной платы. Далее эта смета подписывается и является уже официальным документом, по которому все работают. Когда деньги приходят в университет, всё, конечно, распределяется в соответствии с этой сметой.

– Ощущается ли вами как-то новая модель финансирования науки?

– Мы, как университет частный, не имеем никакой государственной поддержки вообще. У нас нет базового финансирования, привилегий. Мы готовим заявки, участвуем в грантовом финансировании и, если они оказываются лучшими, получаем грант. Но здесь заложен очень важный механизм, который является большим плюсом – мы ни на кого не ориентируемся, ни от кого ничего не ждем. Единственное, что мы можем делать, это те работы, которые будут востребованы, за что могут заплатить.

– Если не секрет, сколько получил руководитель этого проекта и сколько получил студент? Молодежь идет в вузы, и хочется сформировать для нее представление, насколько выгодно заниматься наукой сегодня в вузе.

– В таких проектах магистранты получают до 600 тысяч тенге, студенты – до 400 тысяч тенге за весь проект. И это идет как надбавка. У них еще идет заработная плата из фонда, который создает сам университет в рамках этих финансируемых проектов. Длительность проекта составляет примерно от 4 до 9 месяцев.

– Получается, научная работа уже не является непрестижной, наоборот, уже можно достойно обеспечивать себя и семью, занимаясь наукой.

– В целом вы правы, да. Сейчас уровень науки, действительно, поднимается, и оплата тоже повышается. Но вместе с тем и повышаются требования к кандидатам, это лучшие из лучших.

– Могли бы Вы дать какие-то советы ребятам, чтобы уже при поступлении в университет они понимали, что, пойдя по этой стезе, можно действительно реализовать свой потенциал?

– Когда мы проводим собеседование с нашими магистрантами и студентами, которые хотят попасть в научно-исследовательские центры и лаборатории, мы хотим понять, с какой целью они пришли, что они хотят. Есть, конечно, такая категория, которая пришла зарабатывать деньги. Таким мы говорим, что им лучше отучиться, получить диплом и заниматься бизнесом, ну, или еще чем-нибудь. Но это не та стихия. Здесь надо понимать, что приходят те люди, которые действительно в своем мышлении, в своем сознании готовы заниматься исследованиями, им это интересно. То есть это все-таки не каждый.

– В основном абитуриенты не имеют опыта научно-исследовательской работы. У них есть в университете возможность как-то вначале попробовать и понять, интересно им это или нет?

– Конечно. Научно-исследовательская работа у нас поставлена в виде практических задач. Например, мы даем студенту задачу: переток мощности не идет в определенном направлении, что нужно делать?

Если студент действительно хочет это решить, он найдет учебники, будет в них искать, не найдет там – будет где-то узнавать, спрашивать. В результате он приходит с результатом. И мы видим, что есть задатки исследователя.

Потом даем задачу посложнее. Бывает, студент просто почитает учебник, скажет, что решить задачу невозможно, и всё. По тому, как он ее решает, мы видим, есть у него эти способности или нет.

– Вы говорили, что Ваше личное приобщение к науке началось с третьего курса. Какой это был проект, Вы помните?

– Да, конечно. Мы тогда выполняли большой проект по расчету технических потерь для электрических сетей компании «Қазақстан темір жолы». Я был еще студентом третьего курса нашего же АУЭС, и не мог понять, почему, для чего мы считаем, но потом я разобрался и понял, что это очень ответственная работа, это не расчеты, которые мы выполняем на доске на лекции, здесь, если мы ошибемся, завтра будут очень серьезные последствия. Я понял ответственность, но в то же время мне стало интересно. И это заложило основу для дальнейшего занятия наукой, решения остаться в университете.

– Получается, в АУЭС Вы закончили магистратуру, потом докторантуру, и на этапе магистратуры уже начали здесь же преподавать?

– Да, я начал преподавать предмет «Электрические сети и системы». В 2015 году стал заместителем декана, в 2016 – деканом электроэнергетического факультета, в 2017 – директором Института электроэнергетики и электротехники и в 2019 году я был назначен на должность проректора по научной и инновационной деятельности.

За годы учебы и работы в вузе у меня сформировалось ясное понимание и представление, как можно совмещать науку и образование и получать от этого мультипликативный эффект.

Раньше всё-таки наука была сама по себе, образование – само по себе. То есть что делала наука, не знали в образовании, и наоборот. Мне удалось всё объединить. Наука должна давать новые знания, они должны масштабироваться и распространяться среди обучающихся.

Иначе смысла нет, если наука не будет делиться своими знаниями.

– Ваш вуз уже полностью прошел трансформацию в исследовательский университет? Или, так как у него еще старое название, процесс еще на закончен? В названии ведь должно появится слово "исследовательский"?

– Насколько я знаю, такая вставка в название у нас не появится. В принятой Стратегии переход в исследовательский университет – это направление нашего движения в развитии, а не для того, чтобы приставить туда это слово. Этот статус в названии больше связан с получением определенного бюджетного финансирования. Мы же ничего не получаем из бюджета, мы сами себя развиваем.

– Но сейчас уже можно назвать университет исследовательским?

– Да, трансформация у нас уже, в принципе, прошла. Во-первых, наши эксперты являются участниками различных рабочих групп Министерства энергетики, Министерства экологии, Министерства цифрового развития и аэрокосмической промышленности. В прошлом году была такая тенденция в вузах – открывать центры компетенции. И первый центр компетенции по энергетике появился именно у нас. В феврале 2021 года я выступал перед заместителем Премьер-министра Романом Скляром и как раз представлял ему наш проект. Это был проект Всемирного банка по созданию центра технологической и инновационной модернизации электроэнергетического комплекса Казахстана. В этот консорциум вошли такие крупные компании, как «KEGOC», «Алатау жарық компанисы», «Атырау жарық». Много компаний, которые нас поддержали, и в том числе деньгами. Не оборудованием, как это сейчас модно, не арендой, а конкретно своими деньгами.

Этот проект курировало Министерство цифрового развития, во главе с министром Багдатом Мусиным. Багдат Батырбекович взял наш проект как успешный и показал его в качестве примера заместителю Премьер-министра. И после этого появилось распоряжение, что всем вузам, профильным министерствам рассмотреть создание отраслевых центров компетенций.

Меня часто спрашивают, что мы получили от центра компетенций. На самом деле это большая ответственность. Мы работаем не с одним министерством, а и с Министерством энергетики, Министерством экологии и другими. И если стать таким центром, нужно будет постоянно взаимодействовать с этими министерствами. Если вы помните, 25 января была авария, был наброс мощности из Центральной Азии. И из Министерства энергетики нам позвонили и попросили участвовать в расследовании этой аварии.

Также у нас очень сильная школа по тарифообразованию и определению затрат для коммунальных монопольных предприятий. На данный момент мы является уполномоченными экспертами по вопросам формирования тарифов на энергообъектах, проведения технической экспертизы Комитета по регулированию естественных монополий. Ни один из вузов таким не является.

Поэтому можно уверенно сказать, что мы уже перешли в формат исследовательского университета. Конечно, у нас есть направления, которые развиваются еще нуждаются в развитии. Мы сейчас говорили о сильной стороне – энергетике. Но у нас есть и IT, и коммуникации, здесь, еще работа ведется.

– Спасибо большое. Было очень интересно с Вами побеседовать.